С этим театром я познакомилась лет десять назад на Фестивале театров малых городов России в Москве. Они показали тогда 'Вассу Железнову' М. Горького в постановке главного режиссера Бориса Горбачевского - спектакль очень понравился, но я и представить тогда не могла, что десятилетие спустя буду так остро помнить его: сценографию, мизансцены, лица артистов, пронзительную боль режиссера по нелепой, нескладной, такой суетной и, в сущности, лишенной смысла жизни...
Отчего люди несчастны? От того, что подчиняют свое существование фетишам, кумирам, ложным ценностям и не видят, не чувствуют, как живое, истинное проскальзывает мимо, мимо, мимо... Может быть, и запомнился спектакль потому, что тогда этот процесс лишь начинался, а сегодня приобрел формы и образы угрожающие?..
И вот спустя годы я приехала в Златоуст, город, где никогда прежде не бывала, чтобы увидеть не праздник, а будни театра 'Омнибус' - обычную неделю повседневной жизни. Борис Сергеевич Горбачевский не скрывал от меня, что ничего специально не выстраивал, хотел, чтобы я погрузилась на эту неделю в привычную для 'Омнибуса' жизнь, идущую день за днем.
Это оказалось уроком ценным и полезным.
Есть такая притча. Накануне наступления первого тысячелетия люди ждали конца света. Они бросали свои дома, поля, скот, надевали белые одежды и поднимались на высокую гору, чтобы там, в вышине, предаваться молитвам и ждать неизбежного конца. Но однажды они увидели человека, который возделывал свое поле, словно ничто его не тревожило. 'Разве ты не знаешь о том, что ждет нас всех?' - спросили люди этого человека. 'Пусть конец света застанет меня за работой', - ответил он.
Мне нравится эта притча, и, наверное, совсем не случайно вспомнилась она здесь, в Златоусте, куда судьба занесла меня в то время, когда бурно разгораются или тихо тлеют конфликты во многих российских театрах, не исключая и Москву, когда действия ретивых чиновников ставят порой под угрозу сам факт существования провинциальных театров. А здесь идет спокойная, ритмичная работа - день изо дня...
В гостинице 'Таганай', тихой и уютной, несмотря на обилие съехавшихся на соревнование спортсменов, окно моего номера выходило на заснеженную равнину огромного пруда и густо поросшие лесом горы вдали. Ни домов, ни людей - только безмолвная природа, перед взором которой особенно сосредоточенно думается и обостренно чувствуется. И отступает мелкое, суетное, частное, и хочется мыслить крупнее - чтобы за повседневьем обычного областного театра различить некие обобщающие черты. А иначе - строго говоря! - зачем это надо, колесить по городам и весям, смотреть новые и старые спектакли и говорить о них как о чем-то отдельном, как о пестрых и ярких стеклышках, которые без 'собирающего' глазка калейдоскопа остаются просто ворохом, кучкой, не складываясь в мозаику...
В основе репертуара театра 'Омнибус' - русская, зарубежная и советская классика. Разумеется, и без неизбежных 'N 13', 'Женатого таксиста' и 'Дорогой Памелы' не обходится, и без современной российской драматургии в виде пьесы А. Слаповского 'Жизнь человеков', но все это я, к счастью, получила по минимуму. С репертуаром мне повезло. Конечно, спектакли были разными, но в каждом из них в отдельности и во всех вместе отчетливо прочитывалась программа театра, который ежевечерне распахивает свои двери перед публикой отнюдь не театрального и не такого уж большого города.
С приходом директора Александра Сергеевича Романова, человека деятельного и энергичного, четверть века назад здесь родилась традиция 'театральных уроков', которые проводятся дважды в неделю по произведениям, входящим в школьную программу: для малышей - сказки, для среднего и старшего школьного возраста - Фонвизин, Грибоедов, Пушкин... Мне довелось увидеть сценическую композицию Б. Горбачевского по поэме К. Скворцова 'Иоанн Златоуст'. Что особенно непривычно сегодня - поэтический спектакль, в котором речь актеров звучит на редкость красиво, даже завораживающе-выразительно.
Спектакль принципиален для театра - город назван в честь Иоанна Златоуста, и школьники должны знать его житие. Как и обычный школьный урок, спектакль идет 45 минут, время, за которое много не расскажешь, поэтому, наверное, особенно важно было бы объяснить переход Иоанна от светской, вполне сложившейся карьеры, к иночеству, а именно этот момент показался мне чересчур торопливым и оттого несколько смазанным.
При всей выразительности игры актеров - Максима Фаустова (Иоанн), Ольги Зацепиной (мать Иоанна), Александра Антонова (епископ Феофил), Игоря Вершинина (полководец Гайна), при всей четкости режиссерской мысли и сценографической выстроенности (художник В. Александров) остается ощущение некоторой недообъясненности, а от этого - и неполного включения в происходящее. Ведь приход к таинству крещения - это всегда процесс, сложный душевный путь, ощутить который можно лишь в неторопливой смене мыслей и поступков.
И все равно я смогла убедиться в том, что подобные 'театральные уроки' по-настоящему нужны отнюдь не только школьникам (их как раз в зале было мало - в Челябинской области свирепствовала эпидемия гриппа, и большинство школ было закрыто на карантин), но и взрослым жителям Златоуста. Достаточно было видеть, с каким напряженным вниманием смотрят они спектакль, с какими задумчивыми (а кое-кто просветленными) лицами расходятся после него...
Вообще, зрители города Златоуста - это совершенно особая тема: тема нестандартных реакций, порой настолько необычных, что оторопь берет! Ответ на невысказанный вопрос оказался прост: на 'театральных уроках' выросло уже два зрительских поколения. И они сегодня приходят в эти стены не в поисках бездумного отвлечения от бытовых тягот, а за пищей. Пусть не всегда духовной - бывает нужна и пища для эмоций, и желание разобраться, что же это такое - современная драматургия, и стремление ощутить на самом, быть может, непритязательном материале, как слезы горечи и боли проступают сквозь смех и как сквозь слезы рождается в душе радость бытия...
Пьеса А.Слаповского 'Жизнь человеков' идет на Малой сцене театра. Все 75 мест заняты и, по репликам до спектакля и в антракте, мне стало ясно, что многие пришли на этот спектакль не в первый раз. Надо отдать должное режиссеру Борису Горбачевскому, он достаточно изобретательно поставил эту типичную для постмодернизма российского розлива пьесу, нарядив зрителей в белые халаты, дабы они ощутили себя полноправными участниками 'сеанса психотерапии в роддоме', перебивая действие некоей экскурсией по музею итальянской живописи (на экране), выстроив и достаточно жестко сконструировав у А. Слаповского финал. И артисты труппы всерьез проживают судьбы этих достаточно картонных персонажей, придавая им живые черты психологически простроенных характеров. Очень точны и интересны образы, созданные Любовью Вишневской (санитарка тетя Таня), Максимом Фаустовым (Валентин), Валерией Шакировой (Кира), Вячеславом Борисовым (Леонид), Натальей Фаустовой (Соня)... Особо стоит отметить дуэт Саши (Оксана Заславская) и ее нерожденного еще сына (Руслан Серебренников) - они существуют в спектакле в четко определенных рамках психологического театра, в нераздельности, глубоком влиянии друг на друга, в той взаимообусловленности, которая определяет поступки: ледяной, животный эгоизм Плода, коему еще только предстоит стать человеком, и сущность женщины, чье углубляющееся с каждым днем, приближающееся материнство смягчает, одаривает пониманием и прощением даже в ущерб будущему...
Сконструированность ситуаций пьесы, характеры, лишь намеченные, отсутствие финала - зачем все это театру, в данном случае - стрельба из пушки по воробьям? И что ищут и находят в этом спектакле зрители, живо, остро реагирующие на смену любовников Киры, каждый из которых считает себя отцом будущего ребенка; на рассказ тети Тани о своих 18 абортах; на угрозы Плода удавиться на пуповине, если Саша не найдет себе другого, обеспеченного мужа, и прочая, прочая?.. Неужели в этом убожестве можно разглядеть подлинную современность, презрев взгляд Л. Н. Толстого на рождение как на величайшее таинство?
Да, Борис Горбачевский 'выстроил баррикады' со всех сторон, дав спектаклю второе название - 'Рождение души', и привел к этому названию, словно к общему знаменателю, финал, когда эгоистичный, с холодными глазами Плод, внезапно ощутил сильнейшую тягу к отцу (Максим Фаустов), когда Соня решила вырастить ребенка беспутной Киры, когда Максим (Игорь Вершинин), взяв в руки сверток с нежеланной дочерью, ощутил, словно ожог, чудо отцовства. Все это и есть 'рождение души', может быть, именно за этим смутным, но сладостным ощущением и приходят зрители в театр, но все же... все же... все же... Да, театру без современной драматургии очень сложно, но если ее нет, стоит ли идти на такие эксперименты? Не знаю...
'Дорогую Памелу' Д. Патрика мне посчастливилось посмотреть в этой жизни раз пятнадцать, в постановке самых разных режиссеров, с самыми разными актрисами в заглавной роли. Не Бог весть, какая по драматургическому материалу, пьеса эта остается 'хорошо сделанной' и для артистов, и для зрителей. Она обладает удивительной притягательностью, к тому же Борису Горбачевскому удалось обнаружить в ней 'изюминку'.
На этом спектакле зрители очень мало смеются, в то время как в других городах мне доводилось не раз быть свидетелем того, как реплики тонули в неудержимом хохоте. Да потому что для режиссера и артистов важнее всего, что речь в 'Дорогой Памеле' идет не о мошенниках и авантюристах, а о людях, выброшенных жизнью не на обочину даже, а в глубокие подвалы, в подземелье бытия. И они цепляются за существование любой ценой - кто, подобно Памеле, обходя все помойки и свалки в поисках чайных пакетиков и не окончательно протухшей печенки для кота; кто, подобно Солу (Юрий Чулошников), Брэду (Максим Фаустов) и Глории (Вероника Небывалова), мошенничая по-мелкому и так же по-мелкому подворовывая.
Они все нуждаются в нашем сочувствии, потому что сегодня едва ли не половина России оказалась в сходном с их положении, а смеяться над собой как-то не очень получается...
Тем более что Памелу играет изумительная актриса Любовь Вишневская, которая в совершенстве владеет сложнейшим жанром трагикомедии. Ее молитва вызывает слезы не умиленностью чувством, а простотой и ясностью понимания всего, что происходит вокруг. О своем решении 'полюбить ближнего из последних сил' Памела-Вишневская говорит настолько резко и жестко, что за этими словами вырастает крупная, мощная личность, смысл жизни которой - творить Добро. Из последних сил.
И еще одна замечательная 'изюминка' этого спектакля - различие первого и второго актов по 'внутреннему существованию': персонажи (среди которых чрезвычайно интересным представляется Полицейский - Руслан Серебренников) не просто становятся искреннее, естественнее во всех своих устремлениях (вплоть до преступных!), но и мир вокруг них меняется. В начале спектакля Памела появляется с огромным игрушечным котом, а во втором действии на коленях ее сворачивается живой черный кот как метафора естественной, живой, неостановимой жизни. И под колесами шального автомобиля предстоит погибнуть именно ему, этому черному комочку, а не игрушке...
Я специально говорю о спектаклях 'Омнибуса' в том порядке, в каком видела их. Единственное исключение - впереди. В разнообразии жанров, проблем, в раскрытии актерских индивидуальностей, в сценографической щедрости (большинство спектаклей оформлено Борисом Лысиковым - изобретательно, сложно, интересно) отчетливо постигалось то, что можно назвать программой театра, его магистральным путем. И очень важную роль в этом процессе играет воспитание труппы - на сегодняшний день она находится в прекрасной творческой форме: артисты разных поколений умеют и явно любят работать в ансамбле, они владеют пластикой (во многих спектаклях пластический рисунок очень сложен!), и выразительной речью, обладают хорошо поставленными голосами. И особенно отчетливо ощущается это на классическом материале.
Мольеровский 'Тартюф' - пьеса знаковая. Она современна во все времена, но открыть в ней нечто новое довольно сложно. Видя 'Тартюфа' множество раз в разных театрах, я, пожалуй, лишь однажды разглядела в нем фигуру трагическую - в спектакле Юрия Копылова (Ульяновск), где роль этого духовного лица играл уникальный Борис Александров. Его героя становилось пронзительно жалко в финале и - было стыдно за эту обжигающую жалость: к кому? К чему?
Тартюфа Максима Фаустова в спектакле Бориса Горбачевского не жалко ни на миг: он вызывает оцепенение и ужас, потому что режиссер наделил его судьбой не просто лицемера и ханжи 'высокого полета', но биографией представителя Общества Святых даров - таинственной и страшной организации, сродни Каббале. Он появляется в венецианской карнавальной маске (зловещей, мгновенно настраивающей на определенный лад) в сопровождении людей в таких же масках. По его хлопку в ладони они будут появляться и исчезать не раз во время действия, а его, Тартюфа, маска и шляпа будут лежать на авансцене на всем протяжении спектакля, невольно приковывая к себе взгляд.
Трагическая и зловещая эта фигура как будто отбрасывает свою гигантскую тень на дом Оргона, где сам Оргон (ювелирная работа Юрия Чулошникова!) и его мать, госпожа Пернель (очень выразительна и точна в роли Ольга Зацепина) предстанут зомбированными, лишенными и проблеска собственной воли, а остальные домочадцы, Эльмира (Оксана Заславская), ее брат Клеант (Игорь Вершинин), Мариана (Валерия Шакирова), импульсивный чуть ли не до истерики Дамис (Алексей Шлянин), будут беспомощны и даже не очень смешны в своих попытках противостоять этому мороку. И лишь служанка Дорина, блистательно сыгранная Любовью Вишневской, грубовато и настойчиво 'режиссируя' интриги, окажется истинной противостоящей силой.
Дорина обычно бывает молодой, кокетливой, нагловатой субреткой, в спектакле же Бориса Горбачевского она предстает хранительницей дома, преданной служанкой, давно сроднившейся с этим семейством и отстаивающей здравый смысл в заболевшем обществе...
Борис Горбачевский, как правило, сам работает над музыкальным оформлением своих спектаклей. Оно часто кажется неожиданным на первый взгляд, но постепенно различаешь в нем некую квинтэссенцию замысла. 'Тартюф' начинается 'Токкатой' Баха - музыкой великой и тревожной, обостряющей все чувства, заставляющей внутренне выпрямиться и собраться в предчувствии беды ли, встречи ли со злом, жестокостью. И подобный эмоциональный 'удар' действует, помогая увидеть страшное в смешном и не обольщаясь справедливостью, торжествующей в финале. Увы! В жизни она торжествует слишком редко...
Так же точно, на мой взгляд, работает музыкальный ряд в спектакле 'Кречинский' А. В. Сухово-Кобылина. Борис Горбачевский начинает его звуками вальса А. Хачатуряна к лермонтовскому 'Маскараду' - из черной глубины сцены появляются фигуры бала, между ними медленно проходит к центру сцены Кречинский (Максим Фаустов), и Атуева (Оксана Заславская блистает в этой роли!) осторожно, но настойчиво подталкивает к нему Лидочку (Анастасия Семенова), и они уносятся в вальсе в черную глубину. А память подсказывает контекст:
Вы человек иль демон?
- Я игрок...
Для меня одно из самых дорогих качеств спектакля вообще и этого в частности - простраивание вот таких связующих нитей, протест режиссера против отдельной ценности отдельно взятой вещи, будь то драматургия или инсценированная проза. Особенно - русская ХIХ века, скованная прочнейшей цепью мысли о личности и обществе, о вседозволенности и Божием промысле.
Спектакль 'Кречинский' и в сценографии Бориса Лысикова восстанавливает эти дорогие мне связи - подвижный, поднимающийся и опускающийся задник, на котором изображены дома и церкви старой Москвы, напоминает Чистые пруды и Большой Харитоньевский переулок, где родился так преждевременно великий и недооцененный своим временем драматург и философ Александр Васильевич Сухово-Кобылин, чьи гнев и пафос становятся для нас внятнее с каждым днем.
И зрительские аплодисменты в тот момент, когда Кречинский высоко поднимает солитер Лидочки, - это восхищение не жуликом, а находчивостью человека, придумавшего выход из безнадежной ситуации. Грустно? - немного. Современно? - о, да...
Актерские работы в спектакле огранены с поистине ювелирной точностью. Это необходимо сказать и о Муромском (Юрий Чулошников), и об Атуевой, непривычно молодой, явно имеющей собственные виды на Кречинского, и о Лидочке, порой ревниво одергивающей свою тетушку, и о замечательном слуге Федоре (Александр Антонов). Очень жаль, что в спектакле сокращен его монолог и не удалось насладиться образом в полном объеме. Очень интересен Расплюев (Руслан Серебренников), выразителен купец Щебнев (Вячеслав Борисов)...
Что же касается Кречинского-Фаустова, мне показалось, что он несколько 'передемонизировал' своего героя. В самом начале режиссер дает достаточно четкую и жесткую установку, а несколько преувеличенная актерская жестикуляция и растягивание отдельных фраз ничего не добавляют, а лишь утяжеляют образ и порой просто нарушают ритм спектакля.
Но когда артист забывает о своем демонизме, рождается безупречная сцена - это 'фантазия о деревне', в которой герой сливается с автором сильно, эмоционально. И от того - победительно...
Пьесу М. Зощенко 'Парусиновый портфель' Борис Горбачевский назвал 'Любовь, интриги и портфель', украсив зрительный зал плакатами и транспарантами, выпустив в прологе артистов в синих костюмах и заставив их в духе синеблузников скандировать стихи Маяковского. Таким образом, стиль и жанр оказались не только точно угаданными, но и 'обогащенными' временем. Тем не менее это спектакль не о былых временах и нравах - он современен. Очень живой, эмоциональный, ритмичный, может быть, несколько перегруженный частыми переменами мест действия, что не может не утомлять зрителя, несмотря на энергичную музыку 'Время, вперед!' и слаженные движения артистов.
А артисты здесь не только пластически безукоризненны, они и играют замечательно, точно и внятно вылепливая характеры персонажей. Это можно сказать почти обо всех, но мне особенно полюбились Алиса Юрьевна (Ольга Зацепина), врач (Вячеслав Борисов), Баркасов (Максим Фаустов), Баркасова (Оксана Заславская), Ядов (Александр Антонов), ревнивец-муж (Руслан Серебренников), секретарши Баркасова (Виктория Лещенко и Катерина Крыгина), контролер (Юрий Чулошников)...
Выходы персонажей в зал словно заряжают зрителей, включают их в действие, заставляя искренне сопереживать смешной истории подмен портфелей и любовной путаницы, менее всего задумываясь о том, что происходило все это давным-давно...
Как видно из этой статьи, в театре 'Омнибус' меня поджидало много интересного. Но, вероятно, самым сильным и незабываемым впечатлением стал спектакль 'Вражда и Любовь' по пьесе Александра Володина 'Ящерица'.
Когда театры только обратились к этому замечательному произведению, его решали на малых сценах - как камерное, нередко экспериментальное по пластике. И в этом был, наверное, свой театральный смысл.
Борис Горбачевский прочитал володинскую притчу как спектакль большой формы - не потому, что поставил его на Большой сцене, а потому что понятия Вражды и Любви, вынесенные им в название, режиссер трактует как всеобъемлющие, жизнеобразующие, формирующие, так или иначе организующие наше бытие. И огромное, каменистое и холодное пространство, созданное Борисом Лысиковым, и тревожные, негармоничные звуки (то ли музыка, то ли шум ветра, то ли приближение врагов) - все настраивает на глубокий, серьезный разговор о мире, в котором мы продолжаем существовать до сих пор, мире агрессии, кровопролития, неумения и нежелания услышать и понять друг друга. Мире 'большого вранья', как говорит мудрый Советчик (Александр Антонов).
Два первобытных рода, Зубры и Скорпионы, живут совершенно по-разному внешне (Горбачевский резко противопоставляет два акта даже по ритму), но на самом деле они одинаково агрессивны, непримиримы и жестоки. Скорпионы более цивилизованны - они не просто искуснее в ремеслах, но овладели куда более тонкими приметами общественного развития. Масками, например, под которыми теряет индивидуальные черты личность и приобретаются признаки рода. Среди них есть гуманные, как у Советчика, очень близкого по своей природной мудрости Главе рода Зубров (очень тонкая и точная работа Юрия Чулошникова), а есть и циничные, лицемерные, как у Матери Похитителя (Любовь Вишневская играет ее многомерно, объемно, стараясь сознательно заглушить в своей героине ростки человечности в предчувствии большой беды).
Умудренное старшее поколение и Зубров, и Скорпионов хорошо понимает, что Вражда лишь уносит жизни и никакому развитию, движению служить не может. И к ним примыкают Рыжий (замечательная работа Максима Фаустова) и его жена (Наталья Фаустова играет свою небольшую роль чрезвычайно выразительно!) - их выгнала из рода Зубров не только тайком съеденная выхухоль, но смутная тоска по другим отношениям, по другому образу жизни. Рыжий предельно устал от жизни - такой вот нелепой, постоянно ведущей к убийствам, а его жена, может быть, не до конца понимая состояние мужа, любит его сильно и остро, разделяя самые малейшие проявления настроения. Ее основная мизансцена - у его ног, уткнувшись в колени доверчиво и одновременно успокаивающе...
Их никто не слышит, это старшее поколение, - наступило время других предводителей, беспощадных, пьянеющих от одного предчувствия крови.
Блистательно сыгран Игорем Вершининым Человек Боя! Это отнюдь не привычный по прежним трактовкам вояка с одной мозговой извилиной. Это - поэт убийства, человек, которого терзают страшные приступы головной боли, когда он не может пролить чью-то кровь. И идеолог рода Красноречивый (Вячеслав Борисов очень точен в своей работе) нужен Человеку Боя как небольшая и не слишком серьезная опора. С Человеком Боя всегда его девиз: 'Коли его в сердце! Коли его в печень!' Когда он начинает истерически выкрикивать эти магические слова, Зубры завороженно строятся за ним со своими копьями и повторяют, повторяют... А глаза у них мертвые, пустые...
Но у Скорпионов еще страшнее, потому что там 'Человеком Боя', вдохновительницей кровопролития и ожесточенной вражды становится женщина, Поющая Днем (очень выразительно и эмоционально играет ее Вероника Небывалова). И это по ее приказу уничтожают ни в чем, кроме невинного и бессмысленного шпионажа, не повинную Ящерицу (изумительная, совершенно безукоризненная работа Виктории Лещенко!), которая только еще начала осознавать, что на свете существует Любовь.
Кроме названных уже, нельзя не отметить очень хорошие работы Оксаны Заславской (Жена Красноречивого), Алексея Шлянина (Ушастый), Руслана Серебренникова (Ходок), Игоря Дьякова (Похититель) и необходимо сказать о сложной и очень яркой работе актрисы Анастасии Семеновой, выстроившей замечательную хореографическую партитуру этого спектакля. Выразительны, эмоциональны, поистине захватывающе придуманы и воплощены и сцены подготовки к бою, и танцы, и эпизод с сетью у Скорпионок, и любовные сцены Ящерицы и Похитителя - протяжные, нежные, волнующие...
Как хочется думать, что этот спектакль, как и 'Вассу Железнову', я буду помнить подробно и остро через десять лет...
Наталья Старосельская
Журнал "Страстной бульвар, 10"
N 6-136/2011
Web-Master Бернадинер Марк